Обследование оборудования отопления

Для России, равно как и для Ирана, газовые вопросы сейчас отступили на второй план, а главными стали соображения безопасности. Обе страны стремятся прежде всего не допустить присутствия в Каспийском море внерегиональных структур, особенно военных. Речь идет, и это не скрывается, главным образом о США.

Много всего восхитительного и превосходного было сказано о том, что 12 августа в казахстанском Актау лидеры пяти каспийских государств наконец подписали Конвенцию о правовом статусе Каспийского моря. Путин назвал это «эпохальным» событием, а Назарбаев сказал, что конвенция — это ни больше ни меньше «конституция» Каспия.

Если это действительно так, то, зная, как на евразийском пространстве относятся к конституциям, невольно начинаешь переживать за дальнейшую судьбу каспийских договоренностей. Тем более что по сути своей 18-страничная конвенция, ставшая итогом трудных 22-летних переговоров, является рамочным документом, который еще предстоит дополнить значительным объемом соглашений или, как принято говорить в наших краях, подзаконных актов. И только после этого можно будет окончательно говорить о разделе Каспия, как об этом уже поспешили отрапортовать некоторые российские и казахстанские СМИ.

Тем не менее, подписание каспийской конвенции в Актау — одно из самых значительных событий на постсоветском пространстве после распада СССР в 1991 году. Среди прочего оно дополнительно утвердило международно-правовую субъектность трех государственных образований, появившихся вокруг Каспия на месте канувшего в Лету Советского Союза — Азербайджана, Казахстана и Туркмении. Россия, ставшая правопреемницей СССР сразу после его исчезновения, подписав каспийскую «конституцию», теперь признала и новые государственные границы этих стран — на море. Если вспомнить ставшую знаменитой сентенцию Путина о распаде СССР как о «величайшей геополитической катастрофе ХХ века», то следует признать, что его подпись под конвенцией — это и его личный вклад в продолжение процесса распада Союза. Теперь стоило бы ожидать от российского президента столь же скорбного замечания, что назад в СССР пути уже нет.

Каспийские споры

Актау — это плод трудного компромисса и реального консенсуса на его основе. Мне лично довелось быть свидетелем каспийского переговорного процесса практически все эти двадцать с лишним лет. Самыми интенсивными они были в годы, когда эту проблему в Москве курировал профессиональный нефтяник Виктор Калюжный, назначенный замминистра иностранных дел России. Именно он первым в начале 2000-х годов жестко выступил против демилитаризации Каспия, что предлагали некоторые российские партнеры.

С другой стороны, Калюжный отстаивал в том числе интересы постсоветских республик, которым угрожало категорическое требование Ирана поделить Каспий «по справедливости», то есть на пять равных частей по 20%, включая акваторию, дно и толщу воды. Калюжный был не слишком дипломатичен в общении с западными партнерами, искавшими в богатом углеводородами Каспийском бассейне возможность застолбить право своего бизнеса добывать и транспортировать нефть и газ в Европу в обход России. Отчасти те позиции, что занимал тогда Калюжный, пусть и модифицированные временем, зафиксированы в подписанной конвенции.

Почему так долго, почти четверть века, искали компромисс? Во-первых, несговорчивыми были иранцы, требовавшие свои 20%.

Во-вторых, не были готовы к взаимопониманию Туркмения и Азербайджан, спорившие за право считать своими богатые нефтью месторождения, расположенные между этими странами в центре Каспия (их азербайджанские названия: Азери, Чираг и Гюнешли). Помню разговор, случившийся на первом каспийском саммите в 2002 году между двумя покойными ныне президентами — Сапармуратом Ниязовым и Гейдаром Алиевым. Ниязов тогда бросил в сторону сидевшего рядом Алиева: «На Каспии может пролиться кровь», имея в виду неразрешенный конфликт из-за месторождений.

Уже давно нет в живых ни Туркменбаши, ни старшего Алиева, но та ссора еще много лет отравляла отношения между Баку и Ашхабадом, мешая им договариваться.

Наконец, договориться мешало противостояние России и Туркмении. Последняя при поддержке ЕС настойчиво требовала для себя права проложить газопровод в обход России по дну Каспия на Запад и дальше в Европу. Россия последовательно этому сопротивлялась.

Шаги к согласию

Что изменилось сейчас? Что позволило сторонам отказаться от категоричности в претензиях и пойти на раздел? Сами участники стараются это не проговаривать вслух, но анализ текста конвенции вкупе с изменением текущих геополитических реалий позволяет назвать эти причины.

Главное, — впрочем, как раз этого не скрывают, — изменился концептуальный подход к определению статуса Каспия. В каком-то смысле революционным можно назвать решение не считать Каспийское море юридически ни морем, ни озером. Первое позволяет не применять к Каспию положения Конвенции ООН по морскому праву, а значит, расширить с 12 до 15 морских миль ширину территориальной зоны и определить десятимильную рыболовную зону в отличие от исключительной экономической зоны. Границы территориальной зоны считаются государственными границами.

Неприменимо теперь к Каспию и определение внутреннего озера, что потребовало бы поделить его целиком между сторонами. Теперь у него статус некоего «внутриконтинентального водоема».

Поиски компромисса упростило то, что вопрос об окончательном разделе дна Каспия отложен на будущие времена. Это дает Ирану право поторговаться о своей доле, о чем прозрачно намекнул, выступая на саммите в Актау, иранский президент Рухани.

Стороны также отказались от раздела Каспия по принципу срединной линии. Это делало позиции Баку в споре с Ашхабадом за принадлежность нефтяных месторождений в центре моря более выигрышными.

Россия, в свою очередь, отказалась от своего права вето на прокладку транскаспийского газопровода (формально возражения объяснялись опасениями за каспийскую экологию). Более того, утвержденные в каспийской конвенции принципы раздела на национальные сектора определяют, что такое строительство — дело исключительно сопредельных и противолежащих стран. Аналогичным образом только эти страны определяют маршруты прокладываемых через их сектора трубопроводов и кабелей. Другими словами, Россия не сможет вмешиваться в реализацию проекта транскаспийского газопровода, пролегающего через азербайджанский и туркменский сектора.

Однако у Москвы, впрочем, как и у остальных каспийских стран, все равно остается теоретическая возможность помешать прокладке Транскаспия, ссылаясь на положения подписанного в Москве 20 июля «Протокола по оценке воздействия на окружающую среду в трансграничном аспекте к Рамочной конвенции по защите морской среды Каспийского моря от 4 ноября 2003 года». Хотя упоминание об этом протоколе есть только в совместном коммюнике по итогам саммита в Актау, на самом саммите о нем не говорили.

Готовность Москвы уступить Ашхабаду в вопросе строительства Транскаспия связана с изменениями на газовом рынке Европы. Если раньше Москва опасалась, что каспийский газ может составить конкуренцию «Газпрому», то теперь туркменские поставки скорее будут конкурировать со сжиженным газом из США.

Новые приоритеты

Для России, равно как и для Ирана, газовые вопросы сейчас отступили на второй план, а главными стали соображения безопасности. Обе страны стремятся прежде всего не допустить присутствия в Каспийском море внерегиональных структур, особенно военных. Речь идет, и это не скрывается, главным образом о США.

Это положение зафиксировано в конвенции, что теперь дает право Москве и Тегерану выражать «озабоченность» планами соответственно Казахстана и Азербайджана сотрудничать с Вашингтоном и предоставлять американцам свою территорию для транзита невоенных грузов для контингента США в Афганистане.

Полемика, как на официальном, так и на неофициальном уровне между Москвой, подозревающей, что использование перевалочных пунктов в казахстанских портах Актау и Кузык на Каспии позволит Штатам де-факто создать там американские военные базы, и Астаной, регулярно опровергающей такие подозрения, идет с начала нынешнего года. Тогда Назарбаев в ходе визита в США подписал изменения в соглашение о маршруте транзита, заключенное несколько лет назад с Вашингтоном.

Точно такое же соглашение о транзите через Ульяновск действовало между США и Россией, пока Москва не прекратила его в одностороннем порядке в 2015 году в ответ на введенные американские санкции.

Во времена президента Трампа Иран озабочен присутствием американцев на Каспии не меньше, чем Россия. Еще больше, чем уже существующее участие соседнего Азербайджана в транзите американских грузов в Афганистан, Тегеран волнует возможное согласие Туркмении на предложения США провести через ее территорию маршрут в Афганистан. Туркменский маршрут может оказаться более коротким и дешевым, чем действующий сейчас казахстано-узбекский через Термез — Хайратон.

Тегеран, очевидно, особенно беспокоит то, что значительная часть возможного туркменского маршрута транзита будет проходить в непосредственной близости от ирано-туркменской границы. Поэтому запрет на внерегиональное присутствие, на котором сделан особый акцент в каспийской конвенции, не может не импонировать Тегерану, а значит, подтолкнуть его к компромиссу по другим спорным вопросам.

Не исключено, что вопрос возможного американского транзита через Туркмению окажется в повестке переговоров в Сочи 15 августа президентов России и Туркмении, Путина и Бердымухамедова.

Наконец, главным пунктом, который сделал Конвенцию о правовом статусе Каспия важнейшим для России геополитическим документом, стало зафиксированное там согласие на беспрепятственную военную деятельность на общей неразделенной акватории моря военных подразделений всех сторон. Другими словами, подтверждено право мощнейшей из них, Каспийской военной флотилии России, оперировать практически на всем водном зеркале Каспия за исключением территориальных и рыболовных зон других стран.

Пока трудно сказать, станет ли это единственным новым ограничением для действий российской военной флотилии по сравнению с советскими временами, когда Каспий был внутренним советско-иранским морем, где судоходство определялось договорами между Москвой и Тегераном от 1921 и 1940 годов. Также неясно, сколь значимой будет теперь неформальная граница, разделявшая советскую и иранскую зоны Каспийского моря по линии с запада на восток, Астара — Гасан-Кули, с азербайджанского берега до туркменского. Линия была проведена в 1930-е годы картографами НКВД, никогда не признавалась Ираном, но на практике четко им соблюдалась.

Также неясным остается будущий режим рыболовства на Каспии. Сторонам еще предстоит определить размер национальных квот на вылов осетровых, на который сегодня наложен мораторий. Неясно также, как будет контролироваться выполнение этих квот. Как свидетельствует сегодня туркменский наблюдатель, «мораторий на вылов осетров существует много лет, но достаточно посмотреть на осетрину на базарах Ашхабада и на объявления о продаже икры и мяса осетрины в туркменских соцсетях, и станет понятно, что мораторий в Туркменистане не работает, а вот браконьеры — да».

Похоже, что исторический консенсус, позволивший наконец определить правила игры на Каспии, стал возможен скорее благодаря новой геополитической конъюнктуре в Большой Евразии и стремлению сторон как можно скорее упредить нежелательное развитие событий, а не их консолидации в желании обеспечить свои национальные интересы.

С другой стороны, налицо исторический прогресс в отстаивании этих интересов. Еще в конце XIX века ширина национальных территориальных зон на море считалась общемировой, всего три морских мили, средняя дистанция полета пушечного ядра. На большем расстоянии береговая охрана не могла обеспечить защиту своих кораблей. Теперь на Каспии разрешено защищать зону в пять раз больше.